Песня ночи - Страница 62

— Не сомневайся, — с уверенностью проговорила Пенни, — тот, кто тебя увидит, уже не забудет.

— Может, ты и права, но те, кто меня не забыл, могут не пожелать меня вспомнить.

— Не исключено, — кивнула Пенни, тасуя карты. — Давай же, Кэрол, возьми себя в руки! Ты проигрываешь без борьбы, а я этого не люблю!

Что верно, то верно, Каролине трудно было сосредоточиться на картах. Хотя, учитывая обстоятельства, сопутствующие партии, ее вполне можно было понять.

Пенни в задумчивости посмотрела на сестру.

— Ты думаешь, Рамона поможет нам освободиться? — с надеждой в голосе спросила она.

— Конечно! — воскликнула Каролина.

— Хотела бы я быть такой же наивной, — пробормотала Пенни. — Я-то знаю, что люди меняются.

— Рамона не забыла о том, как мы ей помогли, — настаивала Каролина.

Пенни окинула сестру насмешливым взглядом.

— Или, что тоже возможно, Рамона не забыла о том, что мы еретики и заслуживаем того, чтобы нас сжечь, подвергнуть аутодафе. Во имя Господа, конечно!

Каролина вздрогнула.

— Ладно, не принимай близко к сердцу! — улыбнулась Пенни. — Ты же знаешь, у меня своеобразное чувство юмора.

Каролина не посмела возражать.

И снова Пенни без труда обыграла ее.

Между тем веселье на палубе утихло окончательно. Испанский капитан каким-то образом сумел навести порядок до того, как они прошли Собачьи скалы и бухту Мертвеца. Заковав добрую половину команды в цепи, он провел корабль мимо Флоридских ключей, в Мексиканский залив и наконец вошел в гаванскую гавань.

Словно выросшие из коралловых рифов, отвесные стены крепости Эль-Морро придавали городу вид грозный и неприступный. Галионы были встречены приветственным залпом пушек. К западу от форта сверкал нарядный белый город, построенный из местного кораллового известняка.

Каролине Гавана показалась городом сплошных крепостей. Рядом с Эль-Морро возвышалась другая крепость, Пунта. Главную площадь города со стороны моря охраняла еще одна крепость — Ла-Фуэрса.

Женщины-пленницы по-разному проявляли свой страх перед будущим: некоторые были угрюмы и печальны, другие щеголяли показной бравадой. Каролина же вновь погрузилась в тягостные раздумья. Она не столько думала о будущем, сколько вспоминала Келлза, и слезы, время от времени появлявшиеся в ее глазах, были слезами по погибшему мужу.

Вскоре сестры спустились в большую шлюпку, в которой женщин доставили на берег. Гавана в этот день праздновала триумфальное возвращение флотилии, праздновала со всей торжественной пышностью, принятой в испанских владениях. Город чествовал своих героев, праздник уже был в самом разгаре. Галантные кавалеры, позванивавшие серебряными колокольчиками, прикрепленными к седлам; элегантные сеньориты и сеньоры в каретах; солдаты из фортов; простолюдинки, проститутки из портовых борделей, зазывающие клиентов; слуги-индейцы с блестящими влажными глазами и непроницаемыми лицами; торговки и торговцы рыбой, лавочники — все были там.

Каролине становилось тошно при мысли о том, что ей придется пройти сквозь всю эту толпу, чувствуя на себе взгляды — то насмешливо-презрительные, то откровенно похотливые. Еще хуже было то, что, владея испанским, она прекрасно понимала каждое слово, обращенное к ней и к ее огненно-рыжей сестре.

— Нас ведут на невольничий рынок, — пробормотала Пенни. — Вон видишь, впереди колокол. Держись, Кэрол! Веселого будет мало!

Каролина в отчаянии огляделась. Неужели ее продадут в рабство?! До сих пор ей не верилось, что такое возможно. Она все же надеялась, что их будут держать как пленниц в каком-нибудь доме, но Рамона быстро вызволит их. О том, что Рамоны может в Гаване не оказаться, Каролина и думать не смела. Но в действительности все оказалось куда проще. Испанцы хотели получить прибыль немедленно — ни к чему даром кормить пленниц. Кто угодно мог теперь стать ее господином. Какой-нибудь плантатор мог приобрести ее в качестве служанки или наложницы, хозяйка борделя могла бы купить ее для услады клиентов, владелец судна — чтобы увезти бог знает куда…

Каролина, скользнув взглядом по веселой толпе, заметила живописную троицу — пожилого седовласого господина, дородного и солидного, сурово оглядывающего народ из экипажа, и рядом с ним юную девушку в белой мантилье, с черепаховым гребнем в густых черных волосах, отливающих синевой. Девушка, чуть перегнувшись через борт экипажа, беседовала с высоким кабальеро, гарцевавшим на изрядно нервничающем коне.

Внимание Каролины привлек именно всадник. Он был в элегантном черном камзоле с серебряной отделкой; шею же украшал белоснежный кружевной галстук. Широкополая шляпа с серебряной лентой отбрасывала на выразительное лицо легкую тень. Впрочем, наряд его был вполне обычным для испанского гранда — очевидно, он собрался на прогулку.

Зато лицо этого всадника было весьма примечательным. Во-первых, глаза. Серые, холодные, казавшиеся особенно светлыми на загорелом лице — такое бывает у людей, много времени проводящих на солнце, у моряков, например, с утра до ночи находящихся на палубе корабля, где негде укрыться от палящих лучей.

И вот сейчас этот всадник пристально смотрел на Каролину, в числе других гонимую к рынку. Он даже перестал разговаривать с девушкой.

И тут губы Каролины приоткрылись, ей казалось, что она вот-вот задохнется… Тот, на кого она сейчас смотрела, мог быть призраком, ибо это смуглое лицо было лицом человека, которого она любила, которого потеряла.